85bf2b2f     

Прашкевич Геннадий - Война За Погоду



ГЕННАДИЙ ПРАШКЕВИЧ
ВОЙНА ЗА ПОГОДУ
Глава первая.
МОРСКАЯ СКУКА
1
Не окажись на «Мирном» собак, Вовка Пушкарев помер бы со скуки прямо посреди Карского моря.
Понятно, скука скуке рознь.
Заскучать можно и на родной Кутузовской, на прекрасной этой и широкой набережной, где прошла почти вся Вовкина четырнадцатилетняя жизнь. Но в Питере, где Вовка знал тайны всех ближайших проходных дворов, скука не проблема.

Свист­ни закадычного дружка Кольку Милевского — и вот она перед тобой развеселая и свободная жизнь! Хочешь, плыви в Пе­тергоф, хочешь, гуляй по Новой Голландии, хочешь, добирайся хоть до Дудергофской горы, хоть до Комендантского аэродрома!
Заскучать, понятно, можно и в чужой деревянной Перми, куда Вовку с мамой эвакуировали осенью сорок первого. Но и в Перми скука не такая уж проблема. Читай книги.

Включай черный картонный репродуктор, слушай сообщения Совинформ-бюро, а если уж совсем невмоготу в холодной чужой квартире, борозди себе на воображаемом корабле необозримые ледовые пространства замерзших оконных стекол!
Но в море!..
Раньше Вовка так и думал: заскучать можно где угодно, только не в море, тем более в настоящем. Но вот вздыхает, всхлипывает за кормой второе море подряд, а он, Вовка, так и не увидел пока ничего интересного.
Ничего!
На две-три минуты глянул из тумана голый, каменный лоб мыса Канин Нос, но в тот день Вовке было не до наблюдений. В тот день Вовку укачало до тошноты и он валялся на рундуке в тесной душной каютке.

В беспросветной, в промозглой мгле (в жмучи — так объяснил боцман Хоботило) прошло за кормой еле различимое желтоватое плато острова Колгуева. Укрытая мутным, с изморозью дождем (морозгой, по объяс­нению того же боцмана), явилась и исчезла по левому борту узкая полоска Гусиной Земли, обживал которую когда-то и его, Вовкин, отец — полярный радист Павел Дмитриевич Пушкарев.

А еще несколько часов торчали они зачем-то под обрывистыми утесами мыса Большого Болванского. Но попро­буй расскажи закадычному дружку Кольке, что он, Вовка, за все свое путешествие видел лишь этот Болванский! Колька, понятно, его на смех поднимет.
Из тумана в туман, из жмучи в морозгу.
Он, Вовка, предпочел бы видеть рычары — этот крошащийся, выдавленный на берег лед.
«Странный у тебя род занятий, — сказал бы Колька Милевский. — Не мужской род!»
И оказался бы прав, потому что интересным морское путешествие было для Вовки только в самый первый день, когда караван грузовых судов под прикрытием сторожевика вышел из Архангельска и на борт «Мирного» поднялся военный инспектор. Весь экипаж морского буксира, а с ними и всех следующих на нем полярников собрали в кают-компании, даже Вовку пригласили — сиди, мол, только не вякай! — и этот военный инспектор, худющий и очень спокойный капитан-лейтенант (на кителе его строго поблескивали узкие погоны с четырьмя звездочками), деловито и как-то очень по-хозяйски заметил, что так, мол, и так, идет уже осень одна тысяча девятьсот сорок четвертого года и победа наша уже не за горами, а вот об осторожности забывать не надо.

Совсем недавно, пояснил капитан-лейтенант, старика Редера сменил в фашистских верхах молодой адмирал Дениц, и этот адми­рал — та новая метла, что чисто метет. Оживилась обер-команда дер кригсмарине, обнаглели гитлеровские подводни­ки — опять стали заглядывать в наши внутренние моря. Не­давно, например, потопили у Новой Земли транспорт, а у Ямала загнали на мель баржу.
Больше всего удивило Вовку то, что нашему командованию, а значит, и военному инспектору были известны не



Содержание раздела